В джунглях Москвы. Роман - Петр Алешкин

Галя шла, наклонив голову. «Видимо, устала. Для девчат работа сборщика тяжеловата», – подумал Ванек.

– Галя! – весело обратился он к ней и осекся, замолчал, погасив улыбку.

Девушка плакала. Она шла, не глядя на него, и вытирала платком глаза. Да-а, не вовремя он! Но и уходить было неудобно. Егоркин растерялся, не знал, как быть, потом робко спросил:

– Случилось что-нибудь?

Галя всхлипнула.

– На работе, да? Может, я помогу? Ты скажи…

Девушка взглянула на Егоркина, шмыгнула носом.

– Я сама… – проговорила она. Вздохнула, осторожно провела платком под глазами и спросила жалобно: – Я краску размазала?

– Немножко.

Галя остановилась и начала вытирать щеки. Одно пятнышко осталось. Она его только размазала сильнее.

– Давай я… – предложил Ванек.

Галя протянула ему платок.

Родинка на побледневшем подбородке девушки темнела особенно ярко, была какой-то беззащитной, хотелось потрогать ее пальцем.

Ванек осторожным движением, словно прикасаясь к тончайшему стеклу, вытер тушь с ее щеки и, вздохнув с сожалением, что больше нечего вытирать, сказал:

– Теперь все.

Галя жалобно и благодарно улыбнулась.

– Спасибо.

Они молча пошли дальше, прошли проходную, и только на улице Ванек снова спросил:

– На работе что-то случилось?

– Нет… Царев деньги не отдает…

Егоркин вопросительно посмотрел на Галю, не понимая, о каких деньгах она говорит.

Лазарева объяснила и снова всхлипнула.

– Сколько? – мрачно спросил Ванек.

– Чего? – взглянула на него Галя.

– Денег!

– Много… Больше ста…

– Вот скотина! Пошли!

Егоркин решительно потащил девушку за руку на противоположную сторону улицы. Они свернули в переулок.

– Куда ты? – спрашивала Галя, едва поспевая за Егоркиным.

– В общежитие! К Цареву!

– Не надо… – неуверенно сказала Галя.

Возле общежития Ванек усадил Лазареву на скамейку под деревом, смахнув с нее снег, и сказал, чтобы ждала здесь, а сам стремительно влетел в общежитие. «Только бы Царев был дома! Только бы он был дома!» – стучало в голове. На третьем этаже он толкнул одну из дверей. Она со стуком распахнулась. Царев был один, сидел на кровати. Услышав шум, он повернулся к Егоркину.

– Деньги! – резко бросил Ванек, протягивая руку ладонью вверх Цареву.

– Какие деньги? – на мгновенье растерялся Андрей.

– Лазаревой!

– Какие это еще деньги Лазаревой? – быстро проговорил Царев и поднялся: – А ну дуй отсюда! И без стука больше не входи! Понял! – начал он наступать на Ванька.

– Деньги! Быстро! – Егоркин продолжал стоять перед Царевым с протянутой рукой.

– Дуй отсюда! Не ясно?! – повысил Андрей голос, подходя вплотную к Егоркину.

Ванек схватил его за грудки.

7

Лазарева сидела на холодной скамейке, тревожно волнуясь, и с нетерпением ждала Егоркина, ругая себя за то, что сказала про деньги. Что теперь там у них? Она решила было последовать за Ваньком, но не знала, в какой комнате живет Царев. Да и вахтершу просить, чтоб пропустила, неудобно.

Снег сыпался по-прежнему обильно. Земля побелела, но Галя не замечала этого, жадно смотрела в окно вестибюля. Там она видела стол с телефоном, лестницу, ведущую на второй этаж. Галя дежурила в общежитии в народной дружине и знала, что на первом этаже находятся красный уголок, штаб ДНД, кабинет воспитателя. Возле стола с телефоном стояли два парня и разговаривали с вахтершей. Вдруг они все трое повернулись к лестнице и на мгновение замерли. Потом парни бросились вверх, а женщина вскочила со стула и закричала. Что она кричала, Галя не могла разобрать. Распахнулась дверь кабинета воспитателя, появилась молодая женщина и тоже побежала наверх.

Лазарева медленно поднялась со скамейки, тревожно вглядываясь в окно. Она, волнуясь все больше и больше, сделала несколько нерешительных шагов к двери и увидела спускающихся по лестнице людей. Чуть впереди всех, закрывая глаз ладонью, шел Ванек. Его сзади поддерживал под руку один из парней. За ними спускалась воспитатель. Потом вели Царева, который платком зажимал себе нос. Все они направились в штаб народной дружины.

Галя бросилась к двери.

Глава четвертая

1

– Где это ты опять на сучок наткнулся? – спросил вечером у Егоркина Володя.

– Царев… – улыбнулся Ванек.

– Опять сцепились?

– Ерунда… Разобрались!

– Из-за чего? – не отставал Володя.

– Деньги он у одной девчонки взял и не отдает, – нехотя ответил Ванек.

– У Гали Лазаревой? Он же шутил! Чудак!

– Хороши шутки… – буркнул Ванек.

Маркин сразу обратил внимание на новый синяк под глазом у Егоркина и поинтересовался его происхождением.

– На сучок наткнулся, – отшутился Егоркин и подал ему листок с чертежом зажима. – Смотри, как я придумал!

Антон взял листок и долго рассматривал чертеж. Потом они подошли к конвейеру и стали прикидывать, что и как нужно изменить в станке. Затем пошли искать мастера.

Набоков недоверчиво выслушал Маркина. Сама мысль о том, что нужно конвейер переделывать, казалась ему нелепой. Столько лет работали, нормально было, и вдруг… Времени у Набокова обсуждать эту глупость не было, и он спросил:

– А как на других операциях? Об этом вы подумали?

– Думали и об этом. Там все будет по-прежнему, – уверенно ответил Маркин.

– Откуда у вас такая уверенность? А вдруг хуже будет? За это спасибо нам, как ты понимаешь, не скажут.

– Хуже не будет!

– Это доказать надо! То-то и оно… Ладно, давайте вашу мазню, я посмотрю, подумаю!

После обеда мастер позвал Маркина и Егоркина в свой кабинет – небольшую каморку возле щитов, отгораживающих один участок от другого. Вид у него был раздраженный и какой-то болезненный. Он и утром все морщился, когда выслушивал Маркина.

– Рационализаторы, туды вашу мать! – начал он ругаться еще по дороге. – Где вы обдумывали свое рацпредложение – в пивнушке или за углом гастронома?

Антон ничего не понимал и с недоумением смотрел на взлохмаченную голову мастера, который в возбужденном состоянии всегда ерошил волосы рукой.

– А ты докладывай, кто это тебе фонарь подвесил? И за что? – набросился Набоков на Егоркина со злостью. – Только в цехе появился, и на тебе, подарочек! Рассказывай, чего молчишь?

– Подрался, – буркнул Ванек.

– Во, видали, подрался! – передразнил Набоков, повернувшись к Маркину. – Где же ты подрался? Раздеть, что ли, кого за углом хотел?

Егоркин взглянул на мастера исподлобья и хмуро усмехнулся:

– В общежитии подрался… С Царевым.

– Бутылку не поделили? Кому-то меньше досталось, да? Разливать поровну еще не научились. Так, что ли?

– Не пил я ни капли, – снова буркнул Ванек и рассказал, из-за чего они подрались, не называя Галю Лазареву.

Он не понимал, что от него хочет мастер, и почему он так взвился. Утром же видел синяк и ничего!

– Подрались! – вновь передразнил Набоков. – Она что, не могла в милицию сообщить? Без тебя бы быстрей разобрались… А теперь на тебя докладная пришла. Совет общежития будет разбирать. Передадут дело в суд, будет тебе – подрались! Достанется и Цареву! С ним мы тоже разберемся… А вам, Антон Сергеевич, – обратился мастер к Маркину, – придется сегодня в общежитие ехать. На заседание совета вызывают. Как наставника! Мастер опять повернулся к Егоркину и повысил голос. – Пропесочьте его там как следует, да накажите примерно, чтобы знал, как должен вести себя рабочий!

Мастер вчера еще почувствовал боль в боку и забеспокоился: не камни ли в почках дают о себе знать? Неужели снова придется лечь в больницу? Записался к врачу на сегодняшний день, а тут, на тебе, надо ехать в общежитие. Поэтому он и решил послать вместо себя Маркина.

2

Маркин шел на заседание совета общежития неохотно. Считал, что его собирают формально, для галочки в отчете. Поругают, пожурят Егоркина с Царевым, тем все и кончится. Дело молодое! Сами подрались, сами и разберутся. И Маркин дрался. До женитьбы он жил в этом общежитии и подходил к нему с душевным трепетом. Вестибюль выглядел по-новому на стенах стенды другие, в углу, у окна, фикус, которого раньше не было. Стены выкрашены теперь под мрамор, а раньше были, кажется, гладенькими, бледно-желтыми. И старушка сидит за столом незнакомая. Она показала ему комнату воспитателя.

Там уже сидело несколько человек. Из них Антон знал только начальника ЖКО Олега Григорьевича Банникова. И не любил его, считал чинушей, бюрократом. Подпись на бумаге ни за что не поставит не в приемный день, как ни проси. Егоркин сидел в центре с опущенной головой и ковырял ногтем заусенец на пальце. Царев расположился у стены, закинув ногу на ногу, и рассматривал «Уголок атеиста» на противоположной стене.

– Вы из сборочного цеха? – хмуро спросил у Маркина начальник ЖКО.